Две недели уже прошло с той странной встречи, и до сих пор она не дает мне покоя. Снова и снова встает передо мной необычный человек, встреченный мной на Эльбрусе. Тогда я лишь мимоходом зафиксировал его образ и пошел дальше... может быть, напрасно. А теперь он каждый вечер возвращается ко мне. И мне кажется, что сейчас я понял его.
Дело было незадолго до Нового Года, или, если угодно - за несколько дней до начала нового тысячелетия. Развеселая горнолыжная компания, сверкая, как попугаи, разноцветными перьями (почти каждое - ценой не в одну сотню баксов), с уханьем и гиканьем катилась на ратраке от станции канатной дороги "Мир" на Приют Одиннадцати. Те, кто хоть раз бывал в Приэльбрусье, хорошо представляют эти места, для тех же, кто не был - поясню: Приют Одиннадцати - это спартанская нежилая хижина* на высоте 4200 м. Обычно именно она служит альпинистам в качестве базы для последнего броска к вершинам - 5621 и 5642 м.
Среди этой шумной, платежеспособной и, похоже, не вполне трезвой публики невесть как затесался один человек весьма преклонных лет и совершенно бомжового вида. Темно-серое суконное стариковское пальто в мелкую полосочку, прослужившее своему хозяину не один десяток лет, засаленная шерстяная шапочка, брюки неопределенного цвета, небольшая, видавшая виды городская сумка через плечо. Я сидел рядом с ним на бензобаке и разглядел его очень хорошо. В обычную картину не вписывались только три детали. На ногах у моего попутчика были старинные, но добротные отриконенные ботинки - боевые доспехи альпинистов 60-х годов. Лицо, хотя и сильно небритое, было абсолютно нормальным и трезвым, отнюдь не опухшим от беспробудного пьянства. И - глаза: живые, ясные, внимательные глаза мудрого путешественика, всегда безошибочно выделявшие туриста или альпиниста среди толпы городских обывателей.
Вездеход развернулся на террасе недалеко от Приюта. Еще раз подивившись его странному облику, я выпрыгнул на отполированный ветрами наст и, отскочив на пару шагов, начал пристегивать лыжи. Дул резкий порывистый ветер, вершины Эльбруса то и дело скрывались в рваных облаках, со всех сторон накатывалась обложная облачность, и ветер иногда начинал доносить из нее мелкие колючие снежинки. Комбинезончик мой был явно не рассчитан на такую погоду, фотографировать было нечего и некогда - только зря аппаратуру тащил, вот и катайся теперь весь день, как ишак, с лишним рюкзачком на плечах. Короче - вниз! Время близилось к послеобеденному, а у меня еще оставался невыкатанный абонемент на канатку. Пройдя первый спуск и выйдя на следующую террасу, я в последний раз оглянулся и запомнил одинокую несуразную фигуру, медленно бревшую по краю склона к Приюту Одиннадцати.
Летя по снежным полям, я уже начисто забыл о нем. В конце концов, мало ли странных людей встречается в горах? И мало ли бездомных стариков бродяжничает по необъятным просторам нашей бескрайней родины, роясь в помойках и собирая пустые бутылки? Выгнанные на улицу за ненадобностью собственными детьми, выселенные из квартиры предприимчивыми мошенниками... да мало ли нынче причин оказаться бомжом, тем более, для одинокого, забытого всеми пенсионера? Погода испортилась окончательно, на Приют я больше не поднимался, а через несколько дней пора было возвращаться домой. В самолете, борясь с невеселыми мыслями об ожидающей меня бестолковой московской мороке, я вдруг вспомнил этого человека и совершенно отчетливо, как мне кажется, понял, зачем он ехал в тот день на Приют.
Только горам, всегда готовым встретить его и исцелить его израненную душу, он мог теперь доверить свои несчастья. Только седой Эльбрус, с которым он делил победы и утраты в свои 20 с чем-нибудь лет, сегодня мог, как и прежде, подставить ему плечо. Он вышел, чтобы в последний раз подняться на Эльбрус, если не на вершину - то туда, докуда сможет дойти. И остаться там.
Еще раз повторю - все это лишь догадка, гипотеза, не подтвержденная никакими прямыми доказательствами. Возможно, это не более чем плод моего нездорового воображения. (Действительно, в последнее время я что-то стал слишком часто задумываться о том, что жизнь человеческая всегда имеет свой конец.) А если я прав? Значит, когда-нибудь случайные альпинисты найдут на склоне Эльбруса иссохшие останки. Скорее всего, это будет действительно случайно, и не ближайшим летом: едва ли он выбрал для своего восхождения какой-нибудь из обычных и часто посещаемых маршрутов. Наверняка он оставил письмо, в котором внятным и правильным языком рассказал, кем он был и как оказался в этом месте. Пожалуй, он попросит людей еще только об одной, последней, милости: не тревожить его бесполезными перевозками.
"Ведь это наши горы...."
январь 2000
* Осведомленному читателю может быть известно, что собственно Приют Одиннадцати сгорел летом 1998 г. К моменту описываемых событий от него по-прежнему оставался лишь обгорелый фундамент, зато было восстановлено здание котельной, разрушенной еще в годы второй мировой войны.
| © В.Юрин 2000-2003 | Лицензионное соглашение |